Маша (из книги "Благодаря и вопреки")

(Продолжение. См. предыдущие главы: Предисловие; "Я есть"; "Андрэ"; "Даниэль"; "Франция. Жизнь "с нуля". Париж"; "Отец Силлуан"; "Gastronomie"; "Русские во Франции"; "Дом и Родина"; "Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее"; "Женский Покровский монастырь"; "Возвращение"; "Россия. Жизнь "с нуля"; "Глубинка отчаяния"; "Наташа"; "Деревенский колорит"; "Гордость или сытость?"; "Камень дружбы".)

Во время жизни в Меленках нас однажды почтил своим визитом хороший приятель -Жан Черечукин, советник французского посла в России по социальным вопросам и здравоохранению, генерал французской армии, награжденный орденом почетного легиона. Мы возили его по самобытным местам, показывали деревенскую жизнь как она есть. Посмотрев на наши старания по изменению мира к лучшему, Жан сказал: «Вы неправильно делаете. Вы распыляете свои усилия, раздариваете средства направо-налево всем, кто попросит. Совершенно невозможно одарить всех нуждающихся. Нужно найти кого-то одного-двоих достойного и помочь ему от начала до конца».

Признав справедливость слов, мы начали пристально присматриваться к окружающим.

В то время Наташа, Миша и Рома уже были с нами, я чувствовала, что какие-то обязательства мы взяли, что я их не оставлю, как вдруг на пути возникли новые удивительные люди. Валерий Иванович и Мария Александровна Пуховы со своими двумя дочерьми, Маша и Николай Лебедевы с детками Настей и Алешей, Вера и Володя Таранниковы с дочками Машей и Таней, оказались необыкновенными людьми. Мы сильно сблизились с Валерием Ивановичем и Марией Александровной, любуясь основательностью, дородностью и благородством их семьи. Удивляла какая-то царственность этой пары: красивые, фактурные, хозяйственный, гостеприимные, при этом выдержанные, неторопливо-молчаливые.

Между строк

Елена: Отец Маши, Володя, работал в колхозе трактористом. Рассчитывались с ними в то время зерном, да и того хватало только чтобы как-то прокормить скотину. Долги по зарплате были огромными. Однажды мы в недоумении спросили, почему он несмотря на все это продолжает работать. Володя ответил: «Лен, земля ведь ни в чем не виновата…» Мы с Андрэ были сражены: человек работал не за деньги, а потому что понимал: нельзя оставить землю в запустении!

С достоинством и потрясающей аристократичностью они стали помогать нам на этапе, когда нужно было провести воду в дом и отремонтировать баню. Местные с изрядной долей уважения и хорошей завистью говорили: «Ну, если вам надо хорошо, тогда вам к Валерию Ивановичу. У него два зятя, втроем они вам сделают. Лучше них никто не сделает». Качество их работы действительно превосходило все ожидания: ни грамма алкоголя, работа от и до. Я видела, с каким восхищением смотрит на них Андрэ, и это вызывало во мне чувство гордости своей страной, этими не знакомыми мне ранее, но родными, русскими людьми.

Эти замечательные люди согласились нам помочь, назвав такую смехотворную цену, что мне даже стало неудобно. Расплачиваясь, я предложила им больше, но они стали отказываться: «Больно много, барыня… Мы тогда тебе за это еще и забор поправим».

Когда они прокапывали траншею, чтобы провести в наш дом воду, я постоянно выбегала, предлагала чай, кофе… Дядя Коля подбоченился, оперся на лопату, и изрек: «Нет, Елена Вячеславовна, не надо! Мы не устали. Работа трудная, но интересная!». Стало ясно: с таким подходом нам с ними в этой деревне скучно не будет. Мы расхохотались, выпили кофе и стали дружить.

Особенно мы сблизились с Машей Таранниковой. Как-то я спросила, кем она хочет стать. Маша мечтательно подняла глаза и со вздохом поведала, что очень хотела бы быть переводчиком, но, закончив деревенскую школу, получив там очень ограниченные знания языка, девочка и не надеялась поступить в институт. Я призадумалась, как же нам осуществить мечту этой славной девочки. Вера, ее мама, тогда еще получала зарплату заведующей детским садиком, а Володе, папе, зарплату уже давно не выплачивали, учить девочку дополнительно было совершенно не на что.

Тогда я предложила Вере отпустить Машу жить к нам в Иваново (к тому времени мы уже сняли квартиру в городе, поскольку Миша, Рома и Даниэль уже выросли и учились в Иванове, а в Меленки приезжали как на дачу). Уговаривая родителей Маши, мы сослались на то, что у нас есть некая знакомая учительница немецкого языка, которой мы когда-то помогли, и вот теперь она готова помочь нам. Признаюсь, это была полная выдумка, но благодаря ей родители отпустили Машу. Вскоре мы нашли Машеньке учительницу, Торопову Елену Васильевну, которая через некоторое время занятий воодушевленно воскликнула: «Где же вы взяли такую девочку?! Я даю 10 заданий – она делает 20, я даю 20 – она делает 40… Да таких детей больше нет! Я сделаю все, чтобы она поступила!. Это удивительная, редкая девочка, заниматься с нею – одно удовольствие».

Маша действительно занималась сверхдобросовестно, к моменту поступления в ВУЗ она была на высоте. Закончив школу с серебряной медалью, девочка благополучно поступила на факультет романо-германской филологии. Через два года сбылись предсказания Елены Васильевны: Маша стала настоящей университетской звездочкой, ее самостоятельно подготовленную дипломную работу назвали одной из лучших за последние 10 лет, наперебой предлагали места в аспирантуре. Нет ни тени сомнения, что Маша многого достигла бы и на преподавательском поприще, но девочка последовала за своей мечтой – стать переводчиком. Машенька - удивительно талантливый человек, трудолюбивый, с потрясающей памятью и работоспособностью, она целиком пошла в свою семью - поволжскую деревенскую аристократию, которой я горжусь так, как если бы они были моими родственниками. Порой люди, встреченные в жизни, становятся тебе роднее, чем близкие по крови.

С Машенькой мы прожили 7 лет счастья. Фантастически скромная девочка, не раскрепощенная, поначалу она даже не пела вместе с нами, забивалась в уголок и сидела как мышонок. Но года через два все стало легче, лучше. Мы тоже обрели новую жизнь, фактически учились вместе с Машей. Андрэ помогал ей с латынью, я - с литературой, с качественным написанием семинарских работ, переводов. Учились мы с удовольствием и благодарны судьбе за встречу с Машей. Одно время даже возникло чувство ревности между нами и Верой, мамой Маши, но, к счастью, мы вовремя сумели остановиться, не стали делить ребенка, потому что ее благополучие для нас важнее каких-то собственных претензий.

Вместе с Машей мы переехали в Иваново, где она и Миша поступили учиться, каждый в свое учебное заведение. В одно прекрасное утро Маша сообщила, что ей пришло долгожданное приглашение на стажировку в Германию и наконец-то она реализует потаенную мечту. Всеобщей радости не было предела, и вскоре Машенька уехала учиться, а мы стали безумно скучать по ней и жалеть, что она была у нас единственной девочкой.

С радостью обнаружила я однажды, что Маше тоже дороги мгновения, проведенные с нами. Уже когда Маша работала переводчиком в крупной германской фирме и жила в столице, мы наведались к ней в гости. Расставленные по дому фотографии того времени, которое мы провели вместе, растрогали меня до слез: я поняла, что любовь наша взаимна.

Проживание с Машенькой сделало дружбу с Таранниковыми, Лебедевыми и Пуховыми еще теснее. Эти отношения доставляли несказанное удовольствие и зачастую порождали интересные поучительные ситуации.

Однажды пришел Леша Лебедев, которого я принялась угощать вкусными домашними котлетками. Леша алчно насадил аппетитную котлету на вилку и стал откусывать, жмурясь от удовольствия. Андрэ, всегда безукоризненно соблюдавший этикет за столом, не выдержал такого зрелища и начал учить деревенского ребенка есть ножом и вилкой. Получив ценные указания, Леша аккуратно отложил нож, вилку, котлету и задумался. Я раскритиковала Андрэ за такое вмешательство в процесс еды: мальчик ведь рос в деревне, именно в такой культуре застолья, никто никогда не учил его есть по правилам светского этикета. Андрэ возразил, что учиться никогда не поздно, что наш долг - вмешаться и научить ребенка есть по правилам, ведь никто не знает, где и когда ему может это пригодиться.

Наверно, оба мы были правы, но каждый пытался перетянуть другого на свою сторону. Все время нашей дискуссии Леша продолжал жалостливо смотреть на котлету, борясь со смущением от недостойной формы ее поедания. Наконец здоровый мужской аппетит пересилил предрассудки цивилизации, мальчик решительно взял вилку, воткнул ее в мясистый бок котлеты, поднял трофей, торжествующе изрек: «А я не городской! Я по ресторанам не хожу!» и решительно вонзил зубы. Мы рассмеялись: это был урок всем нам и достойный ответ Андрэ.

Между строк

Елена: Каждый раз, когда Андрэ радовался или удивлялся чему-нибудь, например, глядя на Таранниковых, говорил: «Я даже не представлял, что русские могут так работать!»,

я утрированно подчеркивала все достоинства, которые можно было вынести из этого. Если же он замечал какой-то негатив, у меня тут же возникала защитная реакция, я начинала махать руками и доказывать ему, что они не виноваты, тут же находила железные аргументы, чтобы объяснить причину этого негатива, чем вызывала недоумение Андрэ: «Да что ж ты так тарахтишь, так нервничаешь, я же просто сказал!»

Лешин двоюродный брат Вася однажды тоже провел нам мастер-класс простоты и искренности. Я накладывала своему маленькому гостю угощение: «Вот, Вася, тебе картошечка…», когда Вася в сердцах воскликнул: «Да не надо мне картошечки, картошки я и дома поем». Лет ему было всего ничего, но главное мальчик выделять уже умел. Причем высказано это простое соображение было так искренне, как взрослый никогда не скажет.

Отрадно, что в нашей жизни было так много своих и приемных детей, потому что взрослым всегда есть чему у них поучиться. Каждый ребенок – это уникальная личность, привносящая в жизнь что-то новое, что-то свое. Появляется ребенок, проходит непродолжительное время, и ты перестаешь понимать, как жил раньше, не зная этого необыкновенного человека.

(продолжение >>>)