(Продолжение. См. предыдущие главы: Предисловие; "Я есть"; "Андрэ"; "Даниэль"; "Франция. Жизнь "с нуля". Париж"; "Отец Силлуан"; "Gastronomie"; "Русские во Франции"; "Дом и Родина"; "Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее"; "Женский Покровский монастырь"; "Возвращение"; "Россия. Жизнь "с нуля"; "Глубинка отчаяния"; "Наташа"; "Деревенский колорит"; "Гордость или сытость?"; "Камень дружбы"; "Маша"; "Женя".)
Когда Маша выросла и покинула наш дом, мы стали вновь ощущать недостаток девочек, поскольку у нас с Наташей на двоих пять родных сыновей и ни одной дочки. Однажды мы пригласили в гости родственницу, которая раньше работала директором сиротского приюта города Плёса. Наше предложение Наталья Александровна с сожалением отвергла, сказав, что она занята со своими гостями - детьми из приюта, но мы тут же пригласили в гости их всех, в результате чего вместо одной гостьи у нас оказалось целых три.
С Натальей Александровной пришли еще две девочки, одна из которых сразу обратила на себя мое внимание. С бритой головой, повязанной платком, Оксана сидела в уголке, как маленький испуганный зверек, всего стеснялась и наотрез отказывалась идти на контакт. За вечер мы не услышали от нее ни слова, только ее любопытные внимательные глаза неустанно следили за каждым нашим движением.
В конце вечера я пригласила девочек посещать нас, но они так ни разу и не пришли. Прошло недели две, и мне почему-то вспомнилась молчаливая девочка. Поинтересовавшись у Натальи Александровны судьбой Оксаны, я услышала в ответ тяжелый вздох: на девочку уже пришли документы для передачи в детский дом, а девчонка так хороша, так ее жаль, хоть себе забирай! «Неужели у нее совсем никого нет?» – спросила я и услышала в ответ леденящую сердце историю 13-летней девочки, глухонемые родители которой ужасно и трагически погибли, а единственный оставшийся родственник - старший брат - сидит в тюрьме. Слушая кошмар Ксюшиной жизни, я решила, что на долю этой девочки уже выпало слишком много, чтобы еще мучить ее детским домом. Ребенка надо забирать.
Наташа безоговорочно поддержала мой порыв, Андрэ с полуслова понял, чего я хочу, и охотно сказал: «Без вопросов!». Наталья Александровна помогла с оформлением документов, но мы забрали Ксюшу еще задолго до улаживания формальностей.
Оксана разительно отличалась от всех обитателей дома и не менее разительно отличалась от моего первоначального представления о ней.
Скоро выяснилось, что это отнюдь не испуганный зверек, а совершенно бесшабашный мальчишка с поведением дворового подростка, который лазает через заборы, ругается и хулиганит. Когда девочка разговаривала по телефону, в доме дрожали стены, мы боялись, что нам никогда не удастся изжить грубую приволжскую манеру речи.
Первые полгода мы с Наташей с замиранием сердца думали о том, что можем просто не справиться: не сможем укротить, обуздать, окультурить. Было и легко, и трудно одновременно: с одной стороны нас пугало то, что мы представления не имели, что еще Ксюша может придумать, какой очередной фортель она выкинет, а с другой стороны, влюбились мы все в эту девочку сразу и бесповоротно, и эта наша любовь помогала терпеть, стараться и не опускать руки.
Между строк:
Елена: Мы с Андрэ хотели удочерить девочку еще в 1989 году после землетрясения в Спитаке. Я была потрясена до глубины души, выяснив, что армяне своих детей на усыновление не отдают. Вы представляете, как это характеризует нацию?! А что же мы?! - подумала я. У нас переполнены детские дома, и мы позволяем усыновлять наших детей не только людям другой нации, но и иностранцам, позволяем увозить детей от их родины, от их культуры, от их народа! В приютах содержатся даже дети, у которых нет только родителей, но есть другие родственники! Любовь к родине начинается с семьи, как сказал Ф. Бэкон. Наш долг как нации обеспечить свое будущее в своих детях, а все российские дети – наши.
Когда влюбляешься в ребенка, то все, что он делает, тебя больше смешит, чем злит, но долгое время мы были в напряжении каждый день.
Надежда на то, что Ксюша начнет прислушиваться к тому, как мы говорим, и станет копировать нашу речь, что в ней проснется мягкое женское начало, таяла на глазах. В отчаянии я решила преувеличивать все, что старалась вложить в нее, утрировать в Оксане девочку: стала одевать ее в розовое, в кружавчики, в цветочки, бантики и ленточки, стала наряжать ее как куколку, всячески показывая нежное, красивое, ласковое и обаятельное. Я сюсюкалась с ней, делала замысловатые прически, укладывая спать, шептала ласковые слова, целовала пальчики и щечки, рассказывала сказки про принцесс, и в конце концов мы начали называть ее «Маленькая принцесса Ксю-сю». Поняв, что никогда в жизни Ксюша не знала любви и ласки, мы погрузили ее в концентрат любви, чтобы в нем она смогла избавиться от шелухи грубого дворового наследства.
Оттаивая в тепле человеческой любви, Ксюша стала раскрываться, рассказывая чудовищные ужасы своей жизни, говорить о том, как брат издевался над ней, а глухонемая мама в соседней комнате не могла услышать этого, и Ксюше приходилось топать ногой по полу, чтобы мама могла, почувствовав вибрацию, прибежать и защитить ее. Мы узнали, как девочке приходилось ночевать на коврике у дома, так как некому было открыть дверь, и многое-многое другое. После каждой услышанной жуткой истории мы старались усилить выражение своей любви и заботы, чтобы вытеснить из юной настрадавшейся души все окаменелости, чтобы залечить все раны.
Изо дня в день, не покладая рук, мы старались привить Оксане вкус, научить правильно одеваться, обогатить язык, скудный как у всех детей глухонемых родителей, показать ей другое общество, и, мне кажется, нам это удалось. Ксюша расцвела, стала удивительной девочкой, настоящей дочкой нам и сестрой детям. Нет ни одного человека, кто бы не любил ее – ласковую, добрую, смешную, красивую и темпераментную. Еще в начале пути я дала обет, что если через 2 года мне не удастся изменить Ксюшу и победить гены, я не возьму больше ни одного ребенка, потому что это будет мой безоговорочный проигрыш в воспитании. Однако уже через год мы с Наташей и Ксюшей одержали триумфальную победу над мрачным прошлым, и теперь я как никогда уверена в своих силах и в несокрушимой силе любви.
Когда Маша выросла и покинула наш дом, мы стали вновь ощущать недостаток девочек, поскольку у нас с Наташей на двоих пять родных сыновей и ни одной дочки. Однажды мы пригласили в гости родственницу, которая раньше работала директором сиротского приюта города Плёса. Наше предложение Наталья Александровна с сожалением отвергла, сказав, что она занята со своими гостями - детьми из приюта, но мы тут же пригласили в гости их всех, в результате чего вместо одной гостьи у нас оказалось целых три.
С Натальей Александровной пришли еще две девочки, одна из которых сразу обратила на себя мое внимание. С бритой головой, повязанной платком, Оксана сидела в уголке, как маленький испуганный зверек, всего стеснялась и наотрез отказывалась идти на контакт. За вечер мы не услышали от нее ни слова, только ее любопытные внимательные глаза неустанно следили за каждым нашим движением.
В конце вечера я пригласила девочек посещать нас, но они так ни разу и не пришли. Прошло недели две, и мне почему-то вспомнилась молчаливая девочка. Поинтересовавшись у Натальи Александровны судьбой Оксаны, я услышала в ответ тяжелый вздох: на девочку уже пришли документы для передачи в детский дом, а девчонка так хороша, так ее жаль, хоть себе забирай! «Неужели у нее совсем никого нет?» – спросила я и услышала в ответ леденящую сердце историю 13-летней девочки, глухонемые родители которой ужасно и трагически погибли, а единственный оставшийся родственник - старший брат - сидит в тюрьме. Слушая кошмар Ксюшиной жизни, я решила, что на долю этой девочки уже выпало слишком много, чтобы еще мучить ее детским домом. Ребенка надо забирать.
Наташа безоговорочно поддержала мой порыв, Андрэ с полуслова понял, чего я хочу, и охотно сказал: «Без вопросов!». Наталья Александровна помогла с оформлением документов, но мы забрали Ксюшу еще задолго до улаживания формальностей.
Оксана разительно отличалась от всех обитателей дома и не менее разительно отличалась от моего первоначального представления о ней.
Скоро выяснилось, что это отнюдь не испуганный зверек, а совершенно бесшабашный мальчишка с поведением дворового подростка, который лазает через заборы, ругается и хулиганит. Когда девочка разговаривала по телефону, в доме дрожали стены, мы боялись, что нам никогда не удастся изжить грубую приволжскую манеру речи.
Первые полгода мы с Наташей с замиранием сердца думали о том, что можем просто не справиться: не сможем укротить, обуздать, окультурить. Было и легко, и трудно одновременно: с одной стороны нас пугало то, что мы представления не имели, что еще Ксюша может придумать, какой очередной фортель она выкинет, а с другой стороны, влюбились мы все в эту девочку сразу и бесповоротно, и эта наша любовь помогала терпеть, стараться и не опускать руки.
Между строк:
Елена: Мы с Андрэ хотели удочерить девочку еще в 1989 году после землетрясения в Спитаке. Я была потрясена до глубины души, выяснив, что армяне своих детей на усыновление не отдают. Вы представляете, как это характеризует нацию?! А что же мы?! - подумала я. У нас переполнены детские дома, и мы позволяем усыновлять наших детей не только людям другой нации, но и иностранцам, позволяем увозить детей от их родины, от их культуры, от их народа! В приютах содержатся даже дети, у которых нет только родителей, но есть другие родственники! Любовь к родине начинается с семьи, как сказал Ф. Бэкон. Наш долг как нации обеспечить свое будущее в своих детях, а все российские дети – наши.
Когда влюбляешься в ребенка, то все, что он делает, тебя больше смешит, чем злит, но долгое время мы были в напряжении каждый день.
Надежда на то, что Ксюша начнет прислушиваться к тому, как мы говорим, и станет копировать нашу речь, что в ней проснется мягкое женское начало, таяла на глазах. В отчаянии я решила преувеличивать все, что старалась вложить в нее, утрировать в Оксане девочку: стала одевать ее в розовое, в кружавчики, в цветочки, бантики и ленточки, стала наряжать ее как куколку, всячески показывая нежное, красивое, ласковое и обаятельное. Я сюсюкалась с ней, делала замысловатые прически, укладывая спать, шептала ласковые слова, целовала пальчики и щечки, рассказывала сказки про принцесс, и в конце концов мы начали называть ее «Маленькая принцесса Ксю-сю». Поняв, что никогда в жизни Ксюша не знала любви и ласки, мы погрузили ее в концентрат любви, чтобы в нем она смогла избавиться от шелухи грубого дворового наследства.
Оттаивая в тепле человеческой любви, Ксюша стала раскрываться, рассказывая чудовищные ужасы своей жизни, говорить о том, как брат издевался над ней, а глухонемая мама в соседней комнате не могла услышать этого, и Ксюше приходилось топать ногой по полу, чтобы мама могла, почувствовав вибрацию, прибежать и защитить ее. Мы узнали, как девочке приходилось ночевать на коврике у дома, так как некому было открыть дверь, и многое-многое другое. После каждой услышанной жуткой истории мы старались усилить выражение своей любви и заботы, чтобы вытеснить из юной настрадавшейся души все окаменелости, чтобы залечить все раны.
Изо дня в день, не покладая рук, мы старались привить Оксане вкус, научить правильно одеваться, обогатить язык, скудный как у всех детей глухонемых родителей, показать ей другое общество, и, мне кажется, нам это удалось. Ксюша расцвела, стала удивительной девочкой, настоящей дочкой нам и сестрой детям. Нет ни одного человека, кто бы не любил ее – ласковую, добрую, смешную, красивую и темпераментную. Еще в начале пути я дала обет, что если через 2 года мне не удастся изменить Ксюшу и победить гены, я не возьму больше ни одного ребенка, потому что это будет мой безоговорочный проигрыш в воспитании. Однако уже через год мы с Наташей и Ксюшей одержали триумфальную победу над мрачным прошлым, и теперь я как никогда уверена в своих силах и в несокрушимой силе любви.
Интересная история. Трудное это дело - брать на себя ответственность за чужих детей. Читаю про детей и вспоминается песня мамонтенка. Елена - это мамонт, в хорошем смысле слова. Мама для найденных мамонтенков.
ОтветитьУдалитьБрать на воспитание чужих детей - это хорошо, НО! надо бы объяснить людям, что бросать своих детей - это ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ ПЛОХО! Детей-сирот, у которых умерли родители и совсем нет родственников, на самом деле очень мало. Большинство детей в детских домах - это жертвы безответственности и равнодушия.Никто не заменит детям родных родителей, бабушек, дедушек и прочих родственников. А родителям не надо лишать себя очень большой радости, отдавать ее кому-то другому. Надо показывать не то, какие хорошие условия в детских домах, как о брошенных детях заботятся чужие люди, а то как страдают дети без своих родителей,как они ждут СВОИХ мам и пап, чтобы никто не считал для себя возможным обижать маленьких людей.
ОтветитьУдалитьСветлана, Ваш сериал когда-нибудь закончится?
Абсолютно с вами согласна по поводу бросания детей. Правда мне кажется, что дело не в том, что надо что-то объяснить тем, кто не понимает, что бросать детей - это плохо, дело в культуре, в самосознании людей, в отношениях. Кто-то и соседского ребенка возьмет, оставшегося без родителей, а кто-то и родственников бросит. Вот, к примеру, знаю историю двух родных братьев, у которых погибли родители. Так вот одного взяли близкие родственники, а второго (младшего) отдали в детский дом. Это совсем мне трудно понять: или брали бы обоих или обоих бы отдавали - а как взять и поделить судьбу?
ОтветитьУдалитьКстати тот, кого приняли в семью, прожил не самую успешную жизнь и не очень хорошо ее закончил, а брат из детского дома закончил институт и работал директором крупного предприятия.
Рассказ закончится, а история - не скоро, ибо она о настоящем, а не о прошлом, и, слава Богу, продолжается :) Надеюсь продолжится еще многие-многие годы.